медью, и больше подходящих для закрытия крепостных ворот, отчеканили двух львов – символ устойчивости и силы.

Львы, украшавшие собой двери Банка Леуми, не смогли охранить банк от финансовых неурядиц, в результате которых в 2009 году здание было продано частной фирме.

Сосед Банка Леуми, главпочтамт, заложили в 1934 году, на четыре года позже здания мэрии, причем в проекте принимали участие как английские архитекторы, так и местные еврейские – Иегуда Шапира и строительная компания «Альбина, Дуния и Катинка». В облике главпочтамта, несмотря на его явно европейскую внешность, проскальзывают два восточных мотива – полукруглые арки, и – что являлось редкостью для зданий того периода – подражание мамелюкской кладке, называемой «аблак» – «полосатый».

Классический «аблак» появился в 11 веке в районе гор Загроса в Северной Сирии, и явился ответом местных строителей на частые землетрясения, происходящие в этом регионе. Для «аблака» характерно чередование слоев кирпича (красного цвета) и аккуратно подогнанных камней (беловатого или желтоватого оттенка), в результате которых стена приобретает характерный полосатый вид. Слой кирпичей позволяет стене выдерживать подземные толчки, так как он придает ей определенную гибкость (относительно сплошной каменной кладки). А результатом является красивое чередование полос, то есть у «аблака» в конечном итоге есть не только утилитарное, но и декоративное значение. Именно второе послужило развитию этого типа кладки, причем в сохранившихся в Иерусалиме зданиях мамелюкского периода чередующиеся полосы кладки не содержат красного кирпича, их заменяет красноватый известняк.

Этот архитектурный прием вдохновил строителей главпочтамта на использование черного базальта с Голанского плато как первого слоя каменной кладки. Конечно, в данной ситуации это не классический «аблак», а лишь реминисценция, но для самого здания она послужила чертой, выделяющей его из череды иерусалимских построек.

Особый интерес для посетителя представляет главный зал почтового комплекса, в котором в 1972 году нарисовал фреску двадцатисемиметровой длины, посвященную теме еврейских первопроходцев в Эрец-Исраэль 20-ых годов.

Любопытно, что схожее здание почты было построено в городе Яффо.

Дом Женерали

Чуть выше по улице разместился знаменитый «Дом Женерали», не самый высокий, но самый, пожалуй, выдающийся из четверки административных зданий, возведенных по приказу мандатных властей. Все иерусалимцы знают его по статуе крылатого льва, венчающего четырехэтажный фасад, от которого в две стороны растекаются улицы Яффо и Шломцион А-Малька. Кроме внешнего вида, этот дом известен иерусалимцам еще и тем, что в нем помещается Министерство внутренних дел, паспортный стол, где каждый достигший определенного возраста молодой человек получает – отсидев в очереди – свое первое удостоверение личности.

В отличие от первых трех – «Женерали» построила итальянская строительная компания, отсюда, собственно, и крылатый лев на фасаде – лев святого Марка, покровителя города Венеции и символ Венеции. В лапах льва – книга с надписью:

«Привет тебе, евангелист Марк»

И римские цифры, означающие 1831 год – год основания итальянской компании «Асикурационни Женерали».

Каждое утро, озаренный сзади лучами восходящего из-за Моавских гор солнца, лев смотрит вдаль, на запад, куда уходит, извиваясь между домов, улица Яффо, и куда ушли в 1947 году последние чиновники британского мандатного правительства, по приказу которых построили эти четыре замечательных иерусалимских дома.

Памяти иерусалимского кинематографа

Кино, бывшее когда-то главным и, зачастую, единственным развлечением масс, уходит сегодня в небытие. Несмотря на высокий комфорт современных кинотеатров, на ухищрения вроде 3D изображения и объемного звука, все меньше и меньше людей посещает киносеансы, и кинотеатрам приходится закрываться. Многие скажут, что это печально, вспомнят о минувших днях, когда собирались всем двором поглядеть какой-нибудь интересный фильм, который потом обсуждали неделями. А кто-то пожмет плечами, поудобней устроившись в кресле напротив домашнего кинотеатра и налив себе стакан пива.

В Иерусалиме начала 20-ых годов двадцатого века кинотеатры стали тем центром притяжения, который собирал в центр города людей всех возрастов по вечерам, когда небо становилось пронзительно синим, а затем почти угольно-черным, когда зажигались редкие фонари и, тарахтя двигателями и натужно дыша, автобусы один за другим подъезжали к улице Бен-Йегуда, их двери распахивались и изрыгали в прохладную прозрачную темноту толпы народа, пришедшие в город за одним только развлечением – поглядеть кино. Сеансов было два – семичасовый и десятичасовый, после их окончания центр города замирал и засыпал, но в «киношное время» жизнь бурлила между нагретых за день зданий.

Кинотеатров в Иерусалиме было много. Самый старый из них – «Цион» – располагался на площади, носящей сегодня его имя, Сионской площади Иерусалима. Только сегодня на его месте возвышается безликая башня банка «Апоалим». В 1912 году в небольшом бараке открыл свой первый в Иерусалиме кинотеатр неизвестно откуда взявшийся румын по фамилии Джорини. Через год он передал свой бизнес немцу-темплеру по имени Самуэль Файг. А еще через четыре года кинотеатр перекупил предприимчивый еврей – выходец из города Львов, по имени Исраэль Гот.

Об этом человеке стоит рассказать еще немного. Кроме кинотеатра, он открыл в Академии Искусств Бецалель курс по художественной обработке металла. За это его внесли в список почетных граждан Иерусалима.

Имя «Цион» Гот присвоил своему кинотеатру в 1916 году. С тех пор это имя закрепилось и за одной из самых людных и популярных иерусалимских площадей. Только кинотеатра там уже – как я отметил выше – не существует. Его продали в 1972 году, а в 1979 году – снесли. Это было начала конца кинотеатров в центре города Иерусалим.

А ведь какая это была счастливая и веселая пора, двадцатые, тридцатые годы, когда под правлением Британского Мандата город утроил свое население и приобрел многие черты европейской столицы. Вечерами аккуратно одетые горожане парами и компаниями проводили время не только в кинотеатрах, но и в многочисленных кафе и клубах. Наискосок от того же кинотеатра «Цион» размещалось в доме номер 2 по улице Бен-Йегуда знаменитое кафе «Европа», где прислуживали элегантно одетые официанты в белых рубахах и черных брюках и красиво завитые официантки в передничках, где рядом с евреями сидели богатые арабы в фесках и британские офицеры с сигарами в зубах, где пахло кофе и пирожными с кремом. А выше по улице Бен-Йегуда (по которой тогда сновали такси и частные машины) в кафе «Атара» отдыхали за чашечкой кофе с рюмкой коньяка местные писатели и интеллектуалы. Ах, какое было время…

Впрочем, оно закончилось с волной арабских волнений, когда евреям Иерусалима грозили погромы, а потом грянула война, и Иерусалим дрожал от ужаса, зная, что танковые орды Роммеля катятся по Африке, приближаясь к Египту. А затем был конец Мандата, суровый «Бевинград» – английский укрепрайон посреди города, Война за Независимость и разорванное тело Иерусалима, беженцы из Старого города, дрожащие от пережитого ужаса, разрушенные синагоги Хурва и Тиферет Исраэль и такая близкая и недостижимая Стена Плача…

Но кино, оно оставалось. Оно было тем иллюзорным миром, который распахивал свои двери вечерами, и новая, с кровоточащей раной в боку, но непобежденная столица молодого еврейского государства оживала, когда, фыркая моторами, привозили к кинотеатрам молодежь и людей постарше автобусы из Бейт-А-Керема, Байт-Ва-Гана, Кирьят-Йовеля.

«Эдисон», «Орион», «Ор-Гиль»… кинотеатры возникали и множились. Можно сказать, что именно им обязан центр города своим бурным развитием в 40-е – 70-е годы прошлого века. Некоторые из них занимали совсем небольшое помещение. А некоторые, такие, как «Эден» – отдельное большое здание. А кинотеатр «Орна» – помещавшийся между улицами Гилель и Шамай – имел полукруглую крышу и огромный зал, в котором собиралось куча народу, особенно любили его молодые парочки, целовавшиеся вовсю в задних рядах – благодаря неудачной форме зала видимость оттуда была никакая, но влюбленным было на это, мягко говоря, наплевать.

Фильмы, в основном, западного производства, шли без ивритской озвучки. Перевод писался от руки на прозрачной целлулоидной ленте, и кинооператор должен был крутить его синхронно с действием фильма, проецируя эти импровизированные титры на отдельный небольшой экран сбоку. Если кинооператор ошибался и не прокручивал титры вовремя – начинался невообразимый шум и гам.

Зрители того времени – если речь не шла о «элитных» кинотеатрах, вроде «Митчелл» в здании